когда смотришь на какой-нибудь предмет, сразу — невольно — ощущаешь его; знаешь, какой он на ощупь, можешь мысленно повертеть в руках. если это что-то может нанести вред, ощущения ещё более отчётливые. клаус не может смотреть на ножи — воспоминания не из приятных: холодное лезвие, влажная от пота — нервно — рукоятка, резкое движение. теперь тяжело смотреть на пистолет в кобуре полицейского — простреливает виски. ломаная улыбка, «да, всё в порядке», плохо пишущая ручка, кривая подпись и точка на конце.
[ думай позитивно, стакан всегда наполовину полон, всегда.
чувствуй хорошее, плохого не существует, между «нет» и «да» выбор только «да».
верь в лучшее, жизнь — это танец под присмотром чуткого бога.
повторяй эту поебень чаще, повторяй, даже если звучит убого. ]
вера в лучшее умирает и испаряется, когда на улице клаус видит его. у него непослушные волосы, тёмные глаза с явно прослеживающейся насмешкой и эта блядская улыбка. его хотелось бы назвать неразумным щенком, но нет: ян продуманный, хитрый, как лиса — с ним нельзя расслабляться и покупаться на его чересчур милый вид. однажды уже допустил ошибку, подумав, что этот избалованный мальчишка не представляет никакой угрозы, и эта ошибка стоила клаусу восьми лет за решёткой. а как смело и уверенно ян давал показания — ну прям сказочник, андерсен собственной персоной, если углубляться в теорию реинкарнации и прочую муть.
ошибка номер два — месть (в не предназначенных для этого местах, мужчина, вам штраф, впредь будьте осторожнее). ян сплёвывает кровь и держится достойно, даже слишком: одной только возможностью распоряжаться записью с камеры видеонаблюдения он клауса удавил, задушил, обезоружил.
никаких истерик. никаких угроз. гордое смирение. думай позитивно, даже если можешь по новой сесть, не успев выйти.
дышать тяжело прямо как тогда; клаус смотрит под ноги, напрягается весь, тихо вздыхает. ему нужно время, чтобы собраться и найти в себе силы подойти почти вплотную и не врезать яну снова. [ проблемы с контролем агрессии — следствие детской травмы; вскрытие себя наживую как способ вытянуть наружу то, что мешает жить, сидит где-то под рёбрами, забивается как можно дальше, чтобы нельзя было достать. ] руки — в карманы толстовки, голос — мягче, интонации — учтивые. «да, привет», «лично мне ничего не надо», «ладно», шёпотом: «будто у меня есть выбор...»
выбор есть всегда — нужно только сделать правильный. например, блядь, поехать с яном, куда он хочет, потому что отныне он кукловод для марионетки или хозяин для псины, чёрт его знает. в одной детской сказке куклы осмелились на бунт, а собаки иногда бросаются на хозяев — клаус понимает, что движения без нитей не будет, и добровольно накидывает строгач на свою шею.
сопротивляться хочется, но клаус сопротивляется только этому желанию — нельзя зарывать себя ещё раз; лучше искажённая свобода и сдавливающий напор яна, чем пожизненное заключение и гниение в маленькой камере, где сходишь с ума, — ах да, — оставаясь наедине с самим собой. будь проклят тот день, когда решили, что лоботомия в лечении неэффективна.
непоправимо навредить себе клаус не может, не решается, боится.
не боится зато ехать с яном такси в безнадёжное никуда: не убьёт — ладно, убьёт — ещё лучше. клаус смотрит на свои руки и выплёвывает невесёлый смешок. гордое смирение. он не хочет показывать никаких эмоций, кроме подобных неоднозначных: пусть ян думает, что это игра для них обоих, пусть обманывается, запутывается, пытается ранить снова. иногда для победы не нужно ничего, кроме уставшего противника.
наверное, искать во всём игру — глупо и бессмысленно, но по-другому сконцентрировать всё своё внимание на происходящем попросту не получается, сколько бы ни пытался. не божий дар, а проклятие, потому что чем чаще отвлекаешься, тем выше вероятность оступиться и сделать неосторожное движение, рассказать то, чего рассказывать не стоило бы. язык мой — враг мой: когда растёшь в семье психолога невольно начинаешь понимать больше; когда растёшь в семье психолога, который тебя не любит, говорить тоже начинаешь больше. чтобы задеть других, чтобы оправдать себя — какая разница, если от этого только вред?
только вред ты приносишь одним своим существованием.
он не следит за дорогой, придумывая дальнейшие ходы и прикидывая варианты развития событий, и приходит в себя, когда ян открывает дверь автомобиля. от взгляда на офисное здание кружится голова, от знания, что здесь похоронены спокойствие, несколько лет жизни своей и все года чужой, тошнит. клаус пытается отдышаться, пока идёт за яном в это безнадёжное ничего, и сделать вид, что ему абсолютно всё равно.
всё равно на знакомый звук поворачивающегося в замочной скважине ключа, на слегка заедающую ручку двери, на духоту открывшегося помещения. это всё игра, пусть и на выживание, но игра — и бесит только внезапная смена ролей: ниедре совсем не зажатый, как в первый раз, а нойманн нисколько не расслабленный и — в этом не хочется признаваться даже самому себе — не уверенный. между ними всё так же ничего общего, кроме первой буквы фамилий, и даже эта схожесть клауса бесит. чужая фамилия раньше — шутка и ассоциация, сейчас — попытка отстранить.
со стен наблюдают за происходящим люди, написанные вермеером — никогда особо не нравился, как и ян, и всегда под их пристальными взглядами клаус ощущает дискомфорт.
вер-ме-ер. холодный, далёкий, отталкивающий. странный, загадочный, интересный. клаус не понимает, что чувствует, и боится этого непонимания.
шаг через порог даётся тяжело; хочется развернуться и уйти обратно, перебегать через дороги, нестись обратно в полицейский участок, потому что там легче, чем здесь. легче не только находиться, но и предугадать дальнейшее развитие событий: ведёшь себя нормально — ставишь подпись, получаешь порцию осуждения вперемешку с надеждами на исправление, натянуто улыбаешься и свободен; ведёшь себя не так, как от тебя того ждут и требуют — готовься получить по ебалу и насладиться недолгим обладанием каким-то наркотическим веществом.
«я не буду», — вываливается изо рта неловко, негромко и хрипло. клаус осторожно и тихо идёт до кресла, в котором сидел восемь лет назад перед... перед яном. тогда он был просто яном, просто сынком богатых родителей, у которого появились загоны и проблемы и которому родители готовы были дать всё, лишь бы не путался под ногами. как назвать его сейчас, придумать сложно. в голове так и вертятся слова и сравнения, которые ян перерубает хлёстким «нет, будешь».
— к чему всё это? встреча, кабинет, выпивка. ты за это время диплом психолога получить успел?
клаус ведёт ногтём по подлокотнику, нервничает из-за висящего напротив портрета молодой девушки и вновь утыкается взглядом в спину яна.
— если да, то сними эти ёбаные картины, они никогда никого не расслабляют. неподходящий художник.
а дело, наверное, всё-таки не в нём — неспокойно всегда было только в присутствии яна.
не вермеера — ниедре.
